– Ты что-то узнал? Тебе звонили? Итальянская полиция – они нашли ее? Обнаружили?
– Нет, не обнаружили.
– Боже мой! Дэвид! Она как-то связалась с тобой? – При следующей мысли О’Брайен явно мрачнеет. – Это было похищение? Киднепинг? Кто-то держит ее в заложниках?
Да, кто-то держит ее в заложниках.
– Никто мне не звонил, – говорю я вместо этого. – Полиция ничего не нашла. По сути дела, они практически прекратили поиски. Просто ждут, когда ее останки где-нибудь всплывут. Они считают, что она погибла.
– А ты так не считаешь?
– Частью сознания понимаю, что так оно и есть. Но есть и другая его часть, и она думает наоборот.
– Тогда где она?
– Не в Италии. И не здесь.
– О’кей. Сделаем вид, что передо мной развернута карта. Куда мне смотреть?
– Хороший вопрос.
– Так ты не знаешь?
– Не знаю. Но кое-что чувствую. Что она жива, но не жива. И ждет, когда я ее найду.
Моя коллега тяжело вздыхает. Это нечто вроде вздоха облегчения. Или, возможно, это вздох, свидетельствующий о том, что она собирается с силами, которые требуются ей, чтобы вести дальше разговор с другом, которого теперь, после его последних слов, следовало бы проверить на невменяемость.
Тем не менее продолжение следует совсем другое. Элейн вносит поправку в направление своих мыслей, так что теперь она может следовать за моим потоком сознания. Не то чтобы она согласилась и приняла то, что я утверждаю, за истину. Просто она сейчас занята диагностикой: такое у нее настроение.
– Ты говоришь о ее духе? – начинает она. – Это что-то вроде призрака?
– Не думаю, нет. Такое подразумевало бы, что ее уже нет, что она ушла насовсем.
– Значит, чистилище?
– Что-то в этом роде.
– Она сама тебе это сказала?
– Я вчера пытался покончить с собой, – говорю я, и это получается очень просто, небрежно, таким деловым тоном, словно сообщение о том, что мне сняли камень с зубов.
– Ох, Дэвид!
– Ничего, все о’кей. Тэсс остановила меня.
– Память о ней, ты хочешь сказать? Ты подумал о ней и не смог это сделать, так?
– Нет. Она остановила меня. Она сбросила со стены фотографию, чтобы дать мне понять, что она здесь, со мной. И что у меня есть дело, которое мне нужно сделать.
– И что это за дело?
– Следовать за явленными мне знаками.
– И как это должно выглядеть? В деталях?
– Тут нет никаких точных деталей.
– А неточные есть?
– Мне кажется, нужно просто открыться, приготовить мозги к приему всех поступающих сигналов. Использовать все то, что я знаю о мире, о себе. Все, что я изучал и чему учил, все, что я читал. Думать и чувствовать одновременно. Свинтить крышку со своего воображения, дать ему полную свободу, чтобы увидеть то, что я приучил себя – что мы все приучили себя – не видеть.
– Видимая тьма, – говорит моя подруга.
– Может быть. Может быть, это меня заманивают в ад. Но если так, может быть, Тэсс уже тоже там.
О’Брайен снова вздыхает. Только на этот раз я знаю, что это за вздох. Содрогание.
– Ты меня пугаешь, – говорит она.
– Чем именно? Тем, что я верю, что Тэсс хочет, чтобы я искал ее в подземном мире? Или тем, что я превратился в душевнобольного пациента, ударившегося в бега?
– А если и тем, и другим?
Она смеется над этими своими словами. Не потому, что это смешно, но из-за того, что только что услышала нечто такое, над чем стал бы смеяться любой здравомыслящий, душевно здоровый человек.
– Где ты сейчас?
– В Пенсильвании. Еду по шоссе.
– Думаешь, Тэсс где-то там?
– Я просто еду. Веду машину. И высматриваю знаки, которые приведут меня ближе к ней.
– И ты полагаешь, что увидишь их в Пенсильвании?
– В Северной Дакоте, как я надеюсь.
– Что?!
– Это сложно объяснить. Если я тебе все расскажу, то буду, наверное, выглядеть полным идиотом.
– Сказать тебе напрямую? Ты и так уже говоришь как полный идиот.
– Спасибо. Ценю твою откровенность.
– Я серьезно. Я уже не знаю, как все это понимать.
– Я спятил.
– Ну, возможно, не до конца. Но должна тебе сказать, что ты заставляешь меня волноваться. Ты сам-то слышишь, понимаешь, что говоришь?
– Да. И меня это тоже очень здорово беспокоит, черт бы меня подрал!
Теперь пауза. Это О’Брайен готовится сделать то, что должна сделать.
– Дэвид?
– Да.
– Что на самом деле произошло в Венеции?
– Тэсс упала с крыши, – говорю я, уже решив, что сказал ей слишком много. – Я потерял ее.
– Я не о том. Я говорю о том, зачем тебя в первую очередь вообще туда понесло. И почему Тэсс сделала то, что сделала. Ты ведь это знаешь, не правда ли?
– Нет, не знаю.
– Ну скажи же мне!
Хотелось бы. Но история с Худой женщиной, с мужчиной в кресле и с голосом Безымянного – это слишком много, чтобы с кем-то делиться. Так ведь недолго и разорвать ту хрупкую связь, которая все еще соединяет меня с Элейн, а мне необходимо, чтобы она оставалась на моей стороне. К тому же встает вопрос о ее собственной безопасности. Чем больше она знает, тем большей угрозе я ее подвергаю.
– Не могу, – говорю я.
– Почему не можешь?
– Просто не могу. Рано еще.
– Хорошо. Тогда ответь на мой вопрос.
– О’кей.
О’Брайен переводит дыхание. Вдыхает и выдыхает, медленно, со всхлипом. Она не хочет задавать тот вопрос, который сейчас последует, но не может оставаться со мной, если его не задаст.
– Ты каким-то образом замешан в том, что произошло с Тэсс?
– Замешан? Не понимаю.
– Ты обидел ее, Дэвид?
Поразительный, ошеломляющий вопрос, но я сразу понимаю, откуда он исходит. Все мои слова о знаках и духах, о чистилище могут быть результатом чувства вины. Элейн, несомненно, не раз встречалась с таким в своей практике. Признак невыносимых угрызений совести, которая ищет облегчения в фантазиях.