Делия Рейес связалась с полицией шесть дней назад, 20 апреля, и сообщила, что ее сестра пропала без вести. Беседа с этой женщиной, проведенная полицией, позволила, однако, выяснить, что события в действительности носили крайне странный характер, который поставил власти в тупик.
«По словам Делии, Пола уже некоторое время слышала голоса, исходящие из подвала, – сообщил корреспонденту «Рекорда» шериф Тодд Гэйнс. – Эти голоса приглашали ее спуститься вниз и присоединиться к ним».
Делия также сообщила полиции, что сама она не слышала никаких голосов и беспокоилась по поводу душевного здоровья своей сестры. Опасаясь, что та может причинить себе ущерб или пораниться, она заставила Полу пообещать, что та не станет спускаться в подвал одна.
После этого, по словам Делии, однажды вечером Пола перестала противиться этим приглашениям. В ее показаниях говорится, что пропавшая открыла дверь в подвал и спустилась по лестнице вниз. К тому моменту, когда Делия, которая испытывает некоторые физические затруднения при передвижении, сумела спуститься туда сама, Полы там уже не было.
«Это был последний раз, когда кто-то видел Полу Рейес», – заявил шериф Гэйнс.
С разрешения мисс Рейес следователи тщательно осмотрели владения сестер как снаружи, так и внутри, но пока не обнаружили никаких следов пропавшей.
Когда шерифа Гэйнса спросили, нет ли в этом деле следов чьей-то грязной игры, он ответил отрицательно. «Это рядовое дело о пропавшей без вести, в котором имеется один-единственный странный аспект», – заявил он.
Несмотря на неоднократные попытки связаться с мисс Делией Рейес, она отказалась давать какие-либо комментарии по поводу продолжающегося расследования.
Деменция, старческое слабоумие, – это отнюдь не признак появления демонов. Тем не менее голоса, приглашающие кого-то присоединиться к ним, сидящим в подвале для хранения овощей, – это может мне пригодиться. Это, по крайней мере на текущей неделе, самый подходящий знак, который может мне предложить сорок седьмой по плотности населения штат страны в смысле следов, оставленных Врагом рода человеческого.
Я раздумываю, не позвонить ли мне напрямую этому репортеру, Илджину Голту, но решаю этого не делать. Ребятам из редакции газетки «Иммонс каунти рекорд» вовсе не надо знать, что сюда приехал некий профессор из Нью-Йорка, который желает навестить уцелевшую сестрицу Рейес. Будет лучше, если об этом вообще никто не узнает. Никаких предварительных звонков, никаких просьб мисс Рейес уделить несколько минут для беседы.
В любом случае мне не нужна никакая информация. Это вовсе не то, чего от меня ожидает Безымянное. Оно хочет, чтобы я был свидетелем. Чтобы задокументировал происходящее. И составил мрачную хронику его деяний.
Книгу Аллмана.
Дорога от Хэнкинсона в Линтон настолько лишена каких-либо отличительных черт или достопримечательностей, что скорее напоминает дорогу в ад. Нет, это не горящие пламенем и переполненные душами грешников страшные пещеры с картин Джотто, это место страданий, где главной пыткой является скука.
Тем не менее, когда я сворачиваю с шоссе 83 на дорогу к Линтону, у меня возникает все усиливающееся ощущение, что я был прав, когда решил ехать сюда. Точнее, это чувство, что я был неправ, приехав сюда.
Возникает беспокойство, неуверенность, которую не может смыть благополучный ландшафт вокруг – пшеничные поля ранней весной и длинные подъездные дорожки к фермерским усадьбам. Моих ушей достигает какой-то звук. Нота на высокой частоте, которая никогда полностью не замолкает.
Сначала я принимаю ее за жужжание цикад, но даже после того, как поднимаю все дверные стекла в машине, этот звук все равно остается слышен. Я бы мог решить, что это что-то вроде звона в ушах, если бы не испытывал настоящий звон в ушах раньше. А вот таких звуков я еще ни разу не слышал. Это не звон, это какие-то слова. Неразличимый монолог или речитатив, выдаваемый на такой частоте, что его почти невозможно разобрать, он почти за порогом слышимости.
Это чей-то шипящий голос, адресующийся всему миру. И когда я подъезжаю ближе к ферме сестер Рейес, у меня – вне зависимости от моих желаний – вырабатывается способность понимать то, что он желает сообщить.
К тому времени, когда я въезжаю в Линтон, на город уже опускается серая завеса сумерек. Редкие огни, лишь усиливающие ощущение запущенности, плюс забытые флажки над половиной заброшенных предприятий, несоразмерно огромные наклейки «ПОДДЕРЖИМ НАШИХ СОЛДАТ!» на стволах вязов и въездных воротах… Уже слишком поздно, чтобы разыскивать дом сестер Рейес. Значит, первым делом – пицца из заведения «Хот спот». Затем номер в самом дальнем углу мотеля «Донз». Обжигающе-горячий душ. Телевизионный канал, поток новостей об очередных жертвах голода и конкурсов новоявленных талантов. Постель.
Я засыпаю, но только чтобы немедленно проснуться. Вернее, когда я просыпаюсь, у меня сперва возникает такое ощущение, словно я спал всего пару минут. Но часы на ночном столике показывают 3 часа 12 минут ночи. Единственный свет – бледный отблеск со стороны парковочной площадки, проникающий под задернутые шторы и растекающийся по стене. Ни звука. Вообще никаких причин, чтобы быть выдернутым из сна.
В тот же самый миг у меня появляется эта мысль. Я слышу это. Скрип стальной пружины. Шлепок чего-то кожаного по чему-то резиновому. Знакомый с детства звук, доносящийся с заднего двора.
Кто-то подпрыгивает на батуте, снова и снова. Безрадостная игра, ни смеха, ни криков.